Зачем, господи, ну зачем он вообще решил переспать с этой барменшей? С самого начала ведь было понятно, что она на голову отбитая.
Проклиная себя, Юра лежал на спине и боялся пошевелиться. Острие кухонного ножа упиралось ему в ямочку над ключицей.
— Видел бы ты свои зрачки, — сказала эта чокнутая азиатка, сидевшая на Юре верхом. — Будто спорыньи объелся. Вспотевший весь, бледный. Сердце колотится — сейчас выпрыгнет. Хозан осхас хортых, смотреть на тебя смешно.
В полумраке комнаты, освещенной лишь слабым сиянием свечей, азиатка была похожа на хищную птицу. Острые скулы. Раскосые глаза, подведенные тушью. Цепкий взгляд. Чокер на длинной шее и взлохмаченные чёрные волосы. Девушка была худой, даже болезненно тощей: из-под кожи выпирали ключицы и рёбра, живот впалый, грудь совсем мальчишеская.
Говорила и двигалась азиатка чересчур остро. Её слова были сухие, жесты резкие, судорожные, нечеловечьи — смахивающие на птичьи дергания. Выглядело это пугающе.
В левой руке девушка сжимала нож, кончик которого давил Юре на кожу у самого основания шеи, как раз в том месте, где проходит яремная вена. Одно крохотное движение, одно усилие — и Юра уснёт быстрее, чем успеет осознать, что жизнь вот так глупо закончилась.
— Как тебе ощущения? — спросила азиатка и оскалила зубы. — Ты ведь ради этого меня к себе затащил? Признавайся, многих ты здесь так перетрахал? Че молчишь? Тыхытыйдын да? Анньысыахха эрэ!
Юра догадывался, что последние слова означали что-то неприличное, но не имел ни малейшего представления, на каком языке девушка ругается. Судя по звучанию, это были разные диалекты. Возможно, и вообще, несколько разных языков. Наверное, теперь был не самый подходящий момент, чтобы разбираться в подобных тонкостях, но Юра уже не контролировал мысли. Мозг лихорадочно анализировал информацию и воспринимал незнакомую речь как угрозу не меньшую, чем приставленный к горлу нож.
— Берулерден корга болза, не надо заходить в лес, — усмехнулась девушка, а затем наклонилась, чтобы прошептать Юре на ухо: — Ну чего ты молчишь? Ты ведь именно этого желал, мальчик. Необычного опыта, экзотики. Хотел не меня, а галочку в список — добавить себе в коллекцию узкоглазую, чтобы было о чём рассказать друзьям. Ну как, нравится?
Нож уколол сильнее. Девушка прижалась к Юре и начала двигать тазом вперёд-назад.
— Это хорошо, что у тебя до сих пор стоит. Опасность возбуждает, правда? Я чувствую: тебе нравится. Хорошо… да… хорошо. Может быть, всё-таки ты и воин, оолах, а не трусливый заяц.
Кровать под ними заскрипела. Девушка стала двигаться чаще, сильнее. Клинок на шее царапал кожу. Казалось, вот сейчас, ещё движение и азиатка не рассчитает силы, подастся слишком вперёд и проткнёт Юру ножом насквозь. Смерть никогда ещё не подбиралась так близко.
Однако чем дальше, тем больше Юра, к своему ужасу, понимал, что ему это нравится. Ни разу прежде он не испытывал удовольствия ярче. Это был самый горячий коктейль из эмоций за все его восемнадцать лет жизни. Азиатка дышала в шею, стонала, кусала мочку уха. Чёрные волосы пахли полынью, взмокшая кожа — мёдом и молоком. Слабый укол ножа над плечом напоминал о риске, но внизу было так мокро, горячо и сладко, что Юра уже не мог оставаться парализованным, начал двигать бёдрами навстречу девушке в ритм.
Скрип кровати. Стон. Дрожащий свет. Запах кедровых аромосвечей. Тени на стенах. Азиатка то шептала, то скулила, ты рычала, как рысь. Она была на грани сумасшествия — на тонкой острой грани, отделявшей её от убийства.
Юра закрыл глаза. И в ту же секунду девушка застонала громче. Видимо, её возбудили покорность и фатализм, с которой Юра передал свою жизнь ей в руки. Азиатка начала двигаться ещё быстрее — с громкими хлюпающими звуками, шлепками кожи о кожу.
А затем вновь наклонилась, прижалась всем телом и прошептала:
— Назови моё имя. Быстро.
От неожиданности Юра открыл глаза. Посмотрел на искаженное лицо девушки. Хриплым голосом произнёс:
— Лиля. Тебя зовут Лиля. Я помню.
Азиатка зарычала. Надавила ножом.
— Нет. Другое! Имя, которое я тебе называла.
Юра понятия не имел, о чём идёт речь. Он до сих пор был пьян и мало что помнил из минувшего вечера, но точно помнил, что в баре девушку все звали Лиличкой. Или вообще не обращались к ней по имени, а просто заказывали выпивку стандартными фразами.
Хотя стоп… А ведь был один смазливый блондин, который звал барменшу странным прозвищем. Птичьим каким-то. Только каким?
— Послушай, мальчик, — прошептала азиатка на ухо. — Если кончишь раньше, чем вспомнишь моё настоящее имя, небом клянусь, я тебе перережу горло. Мен ант.
Юра понял: она не врёт. Эта чокнутая действительно может убить. Возможно, раньше она уже это делала. Юра принял клятву на веру и в ту же секунду начал лихорадочно вспоминать.
Как же тот блондин, сидевший за баром, к ней обращался? Как он её звал? Вроде, вороной? Нет.
Азиатка провела языком по шее Юры. Рядом с лезвием. Затем поцеловала в губы…
И в тот же момент парень всё вспомнил. Весь разговор в баре пронёсся в памяти — от первой до последней фразы, а с ним и образ бескрайней степи, и легенда, рассказанная под звёздным небом.
Усмехнувшись, Юра замер на секунду. Затем взял азиатку за волосы. Потянул чуть назад, чтобы она покорно задрала голову, и глянув в тёмные глаза девушки, громко, уверенно произнёс:
— Тебя зовут Саасхан. Ты приносишь дурные вести.

* * *
В тот вечер Юра выпил пару лишних рюмок, и уже к полуночи понял, что его несёт.
Сидя за баром, он общался с малознакомыми типами — слишком развязно, не фильтруя слова и рискуя нажить неприятности. К счастью, до конфликта не дошло. После очередной неудачной шутки парни сказали ему в ответ что-то обидное, потом ещё погалдели-погалдели и незаметно исчезли, а Юра продолжил пить в одиночестве.
Оставшись без собеседников, он начал заглядываться на барменшу, которая без устали шейковала коктейли. Юра никак не мог сообразить: почему она кажется ему такой необычной? То ли в раскосых глазах девушки блестел завораживающий колдовской огонёк, то ли так падал свет на её тёмные растрепанные волосы, то ли Юра просто напился и захотел близости. Чёрт его знает. Что бы ни было причиной, Юра никак не мог оторвать взгляда от азиатки и рассматривал её неприлично долго.
На ней была короткая чёрная юбка. Чулки. Белая мужская рубашка. Закатанные рукава оголяли татуировки от локтей до запястий — в основном шаманские узоры, ловцы снов, ветви, перья и какие-то письмена на незнакомом языке. Юра представил, как барменша кладёт эти расписные руки ему на плечи, как обнимает, жадно целует…
— Эй, оолах! Тебе налить? — спросила азиатка, заметив его взгляд.
Парень растерянно кивнул. Затем спросил:
— Как тебя зовут?
— Лиля.
— А меня Юрий. То есть Юра.
Он ждал, что девушка скажет в ответ вежливую фразу, например, «очень приятно» или «рада познакомиться», но азиатка лишь устало улыбнулась, кивнула, а затем снова спросила:
— Так тебе сделать что-нибудь?
Захмелевший мозг тут же выдал пошлость, и Юра с трудом сдержался, чтобы её не выпалить. Вместо этого парень постарался вспомнить, сколько у него осталось денег. Не смог. Решил, что разберётся со всеми проблемами завтра и сказал:
— Сделай что-нибудь на свой вкус.
Лиля хмыкнула. Оценивающе посмотрела на него, словно снимая мерку. Помолчала пару секунд, а затем спросила:
— Тебе восемнадцать-то есть?
— Есть. Могу паспорт показать.
— Не надо. Верю. Как звали твоего отца?
Парень немного растерялся. И от самого вопроса, и от того, что азиатка сказала «звали» вместо «зовут», будто ей уже было многое известно о Юриной жизни.
— Его звали Олег.
— Святой, значит. Жемчуг и аметист. Хорошо… Во сколько лет ты стал мужчиной?
Юра удивился еще сильнее, даже немного смутился.
— Ты имеешь в виду… ну то есть…
— Когда ты впервые потрахался? — конкретизировала вопрос девушка.
— В пятнадцать.
— Ранняя пташка, ясно. Любимый цвет?
— Чёрный. И фиолетовый.
— Любимый мультфильм из детства?
— Про Незнайку.
— Где сейчас живешь? В Крае? Какой район?
— Вильского шестнадцать. Остановка «Домик». Снимаю квартиру.
— И давно ты выбирался из города?
— Давно.
— Понятно. Тебе нужно чуть больше свободы. Подожди минуту.
Лиля достала высокий стакан, специи, травы и несколько бутылок без этикеток с разноцветными напитками. Начала всё мешать, трясти, крутить, вертеть, поджигать. Юра следил за ее движениями, будто загипнотизированный.
Двигаясь в такт играющей в колонках музыке, Лиля что-то шептала, отмеряла пропорции, резала травы поварским ножом, затем опускала клинок плашмя и давила из растений сок.
Она не просто смешивала коктейль. Она готовила волшебное зелье.
— Пей, — сказала Лиля, когда всё было готово.
На стойке перед Юрой стояло что-то невообразимо прекрасное. Стакан до краёв был наполнен темно-фиолетовой жидкостью, в которой, как звезды в ночном небе, переливались серебристые блёстки. Кромку стакана украшала то ли мука, то ли сахарная пудра, и ещё веточка неизвестного Юре растения.
— Пей, — повторила барменша.
— Сколько с меня?
— Сначала выпей. А там разберёмся.
Юра не любил такие приемчики, но в этот раз решил не спорить. Взяв в стакан, он сделал глоток. Замер. И в первую секунду не поверил собственным ощущениям. Поэтому отхлебнул ещё.
Это было самое необычное, что он когда-либо пил. Вкусы черёмухи, молока и чего-то медово-цветочного сливались с травяной горечью джина, и всё вместе превращалось в образ бескрайней весенней степи. Это было удивительно, ведь Юра никогда прежде не бывал в степи. Он видел её лишь на картинках, и потому не знал, как она пахнет, как ощущается её бесконечный простор. А теперь, сделав глоток, он будто перенёсся в чужую память — в забытую прошлую жизнь, в которой он был всадником, знавшим и опьянение кровавой битвой, и безумие голода, и ужас перед ночными демонами, слугами Эрлик-Хана, властителя Нижнего мира, и даже то, в чём заключается смысл всей человеческой жизни. Юра знал, каково это — прижавшись к верному взмокшему коню на полной скорости лететь к горизонту — навстречу ветру, свободе и смерти.
Когда наваждение развеялось, Юра открыл глаза. Посмотрел на Лилю и сказал:
— Я хочу тебя.
Он произнёс это громко, прямо и без тени стеснения, глядя девушке в глаза. Та на секунду прищурилась. Потом спросила:
— Ты что, хам?
В её голосе не прозвучало упрёка, но сама формулировка мгновенно сбила с Юры всю спесь. Он и сам удивился тому, что ляпнул. Что это на него нашло? В какой момент он так осмелел? Чтобы хоть как-то сгладить дерзость, парень улыбнулся и, замявшись, сказал:
— Расслабься. Я просто шучу.
Лиля прыснула смехом. В ту же секунду она потеряла к парню всякий интерес. Даже не пытаясь скрыть презрение, девушка устало вздохнула, отправилась к другому концу барной стойки и, уходя, бросила:
— Двести рублей. Бырахтарыылаах.
Рядом кто-то тихо засмеялся. Юра повернул голову и увидел, что справа от него сидит непонятно откуда взявшийся блондин. Довольно необычной внешности. Высокий, крепкий, одетый в спортивный костюм из темного трикотажа. Парень напоминал бы типичного «спортика», если б не его прическа. Длинные светлые волосы были собраны в хвост, который доставал парню до лопаток.
— Тебя только что оскорбили, в курсе? — спросил блондин. Он пил чай из стеклянной пиалы и, судя по насмешливому взгляду, уже давно следил за действиями Юры. — Трудно перевести дословно. Но по сути тебя назвали не самым умным человеком.
Юра немного расслабился. В первое мгновение, незнакомец ему не понравился, показался каким-то мутным, даже опасным, но как только он заговорил, стало чуть-чуть спокойнее. В голосе блондина не было злобы. Только уверенность и капля иронии.
— Это казахский? — спросил Юра.
— Тувинский.
— А «оолах»? Что это значит?
— Оолах значит «мальчик». Это уже хакасский. Как и «кам». Или «хам». В переводе на русский значит «шаман». Так что ты облажался, братец.
Пьяный мозг не сразу сообразил, о чём идёт речь. А когда наконец дошло, Юра захотел влепить сам себе пощечину от досады.
— Твою ж мать! «Хам»! Так получается, она не обиделась?
Блондин снова посмеялся и покачал головой. Отхлебнув чая, ответил:
— Сорока редко обижается. Переросла.
В первый миг Юра захотел броситься к другому концу барной стойки, чтобы исправить ошибку. Но в итоге передумал. Теперь, наверное, это будет выглядеть совсем уж глупо.
Блондин представился:
— Паша Дубенской, — сказал он и протянул руку.
— Юра.
— Ты слишком много пьёшь, Юра. Лучше притормози, а то потеряешься.
— Спасибо за совет. Но именно этого я и хочу. Потерять память, чтобы прийти домой, отрубиться и не видеть снов.
— Дай угадаю, снятся кошмары? — спросил блондин. — Иногда перед засыпанием в голове звучат незнакомые голоса? Мерещатся тени в комнате?
Юра удивился.
— Откуда знаешь?
Новый знакомый кивнул на фиолетовый коктейль, стоявший на стойке.
— Сорока сделала тебе особое зелье. Ты степь увидел?
— Да... На пару секунд.
— Значит, действительно заболел шаманкой, — сказал Паша. — Люди обычно не запоминают своих видений. Стоит отвлечься всего на миг, перевести внимание, и память стирает образ, как сон. А ты запомнил. Но не парься, нас таких много.
Блондин говорил спокойно, даже, пожалуй, равнодушно, и Юра подумал, что этот мутный тип просто скучает и сочиняет всё на ходу. Тем не менее, решил подыграть:
— А ты типа тоже шаман?
— Ага, — кивнул Паша. Затем указал взглядом на барменшу в другом конце бара. — И она. И ещё один из тех парней, с которыми ты разговаривал пару минут назад. Говорю же, нас много.
Почему-то его слова вызвали тревогу. Захотелось курить. Юра достал из кармана пачку «Винстона», но она оказалась пуста. Блондин, заметив это, чуть привстал, перегнулся через барную стойку и взял сигареты, принадлежавшие Лиле.
— Держи. Она не будет против.
Юра поблагодарил. Чиркнул зажигалкой. Над барной стойкой потянулся дым.
— Говорят, скоро в заведениях запретят курить.
— Ага, а в декабре обещают конец света по календарю майя, — усмехнулся Паша. — Не стоит верить всему подряд. Лучше скажи мне: помнишь какие-нибудь конкретные голоса из тех, что тебе мерещились? Какие они? Женские, мужские? Злые, добрые?
Юра отрицательно покачал головой. Сперва он хотел ответить, что плохо запоминает ночные видения, но в итоге решил вообще промолчать. Не хотелось даже думать об этом. Проигнорировав вопрос блондина, Юра опустил взгляд. Уставился на тлеющий огонёк сигареты. На секунду показалось, будто огонёк отливал зеленоватым светом.
С первой же затяжки, Юра сообразил, что с сигаретой что-то не так. У дыма был странный запах. Кисловатый, похожий на запах пороха после выстрела из ружья. Что за дрянь курит эта азиатка?
— Вы с ней давно знакомы? — спросил Юра и указал взглядом в сторону барменши.
— Год назад познакомились. Она тогда ещё в Абакане жила. Была грубее, чем сейчас. Могла и пожёстче ответить.
Юра нахмурился. Что-то не сходилось.
— Так она тувинка или всё-таки хакаска?
— Хакаска, тувинка, бурятка, украинка, якутка, кетка, русская, в конце концов. Кровь Сороки — коктейль. В ней перемешались народы. — Паша сделал глоток чая, посмотрел в пиалу и снова усмехнулся. — Если ты слишком её разозлишь, она может послать тебя на хер на тринадцати сибирских языках. Считай, это её сверхспособность, одна из многих. А ещё никогда не спрашивай у Сороки, какую религию она исповедует. В лучшем случае, не поймёшь. В худшем — сойдёшь с ума.
Юра почувствовал сладость внизу живота и понял, что от слов нового знакомого ещё больше захотел переспать с этой загадочной барменшей.
— У неё парень-то есть?
Паша с любопытством посмотрел на Юру, чуть наклонив голову. На его лице застыла кривая усмешка. В какой-то момент Юра испугался, что опять облажался, и этот блондин и есть парень барменши, но потом тот произнёс:
— Хочешь познакомиться с ней поближе?
— Было бы здорово.
— Уверен?
— Да.
— Тогда жди здесь.
В ту же секунду Паша встал и направился к дальнему краю стойки, где азиатка болтала с компанией пьяных девчонок.
Подозвав её ладонью, блондин чуть наклонился и что-то прошептал девушке на ухо. Лиля засмеялась. Затем с интересом посмотрела на Юру. Кивнула, поцеловала блондина в щеку и на этом их разговор закончился.
Паша вернулся обратно. Садиться за стойку уже не стал. Допив чай, он достал из кармана ключи от машины, нажал на брелок сигналки и похлопал Юру по плечу.
— Будешь должен, братец. Постарайся снова не облажаться, — сказал он напоследок и вышел из бара.
Юра даже ответить ничего не успел. Через минуту к нему вновь подошла азиатка. На этот раз она уже не смотрела с презрением. Наоборот — мило улыбалась. Указав взглядом на коктейль, девушка спросила:
— Ну как тебе?
— Божественно. Честное слово. Это что-то невероятное.
— Так пей, чего ж сидишь?
Юра взял стакан. Сделал несколько глотков. Закрыл глаза.
И его вновь накрыло всё тем же образом.
Колдовское зелье поменяло Юрину память, изменило саму личность, и он опять увидел бескрайний простор, почувствовал теплый ветер и горьковатый запах полыни. На этот раз была ночь, и над степью темнело необъятное небо, полное звёзд, и Юра смотрел в него, задрав голову, и слышал женский голос, что говорил с ним в мыслях:
— Оорке тилекей — Верхний мир. Там живут девять творцов. Чаячы — хозяева тамов, этажей мироздания. Впрочем, ты ещё мальчик, для тебя это сложно. Тебе ближе Белая вера.
Юра увидел, как на фоне Млечного пути пронеслась тень. То ли птица, то ли летучая мышь.
— Ах-Чаян не признает тех, кого зовут Чаячы. Белая вера говорит: есть лишь один бог на небе — Худай. Он повелевает громом и ему подчинены все птицы. Есть легенда об одной из них. О той, чьё имя я ношу всю жизнь. Легенда о Саасхан.
Юра почувствовал, как поток ветра коснулся его щеки. Повернул голову. Увидел черноволосую обнаженную девушку, летящую в небе. Вместо рук у неё были чёрно-белые крылья.
— Владыка небес Худай наделил Саасхан умом. Поставил во главе всех земных птиц. Но она так боялась ошибиться, так переживала, что остальные птицы станут над ней смеяться, что первым же законом запретила смех. И все земные птицы лишились своих голосов.
Черноволосая опустилась с неба. Коснулась босой ногой земли и направилась к Юре через шелковый серебристый ковыль. Крылья сложились у девушки за спиной, пропали, а вместо них появились руки в черно-белых татуировках.
— Только однажды Саасхан увидела, как бежит в траве коростель — маленькая добрая птичка. Так он её рассмешил, что Саасхан громко расхохоталась, нарушив свой же запрет. Владыка неба взбесился. Он вернул птицам их голоса, разжаловал Саасхан и заставил её жить возле людских селений. Запретил улетать в теплые края и поручил самую плохую работу — приносить людям дурные вести.
Двигаясь мелкими, но очень быстрыми шагами, обнаженная девушка подошла вплотную к Юре. В её тёмных раскосых глазах и вправду блестел колдовской огонёк. Она подняла свои руки, расписанные чёрно-белыми знаками, положила Юре на плечи, прижалась всем телом.
Голос в мыслях сказал:
— Ты хотел узнать меня, мальчик? Я согласна. Я покажу тебе историю Саасхан. Только знай: история эта темна, и в ней нет справедливости, как в легенде, что ты услышал. Ты, белый мальчик, никогда не почувствуешь её сердцем, но так и быть, глазам твоим будет на что взглянуть.
Девушка укусила Юру за мочку уха и прошептала:
— Запомни моё имя. Саасхан. Так меня зовут.
Она жадно поцеловала его в губы. И в ту же секунду Юра провалился ещё глубже в чужую память.

* * *
Уже готовая захлопнуть дверь, Лиля услышала из коридора ворчание бабушки:
— Ну куда-ш ты! Посмотри на неё, скок-скок, пигалица! Куда вырядилась? Тьфу! Саасханма!
Лиля закатила глаза и скривила лицо. Но так, чтоб бабушка не заметила. Вслух же крикнула:
— Вернусь поздно! Не жди! Ложись спать!
— Куда-ш ты? Хоть скажи, где будешь!
Девушка не ответила. Захлопнув дверь, она быстро спустилась с пятого этажа по заплеванной бетонной лестнице, вышла во двор и отправилась в сторону Зонки. Так назывался местный парк, где сегодня вечером собирался движ.
Вытащив из кармана плеер, Лиля долго распутывала на ходу свои дешевенькие наушники и не смотрела по сторонам. Только когда в ушах заиграл свежий сингл Green Day, девушка подняла голову, взглянула на осточертевшие абаканские улочки и впервые за день улыбнулась.
Сегодня прекрасный вечер. Сегодня она поцелует Его.
— Did someone break your heaaaart inside? You`re in ruuuuins, — подпевала Лиля и трясла головой, когда начинался припев.
Вскоре она заметила, как над ней смеются. Проходя мимо корпусов хаги, девушка увидела боковым зрением куривших студентов-вечерников, которые ржали и показывали на неё пальцами. Может, из-за того, что она слишком дёргано и несуразно двигалась. Может, из-за неформальных шмоток, блестящих значков и слишком яркого макияжа. Лиля изо всех сил делала вид, что ей плевать. Старалась даже не смотреть в сторону этих ушлепков, но всё равно невольно следила за каждыми их движением. Внутри всё сжималось. Лиля чувствовала, будто в чём-то испачкалась, и ей очень хотелось быстрее пройти дальше, спрятаться в парке, но она не стала ускорять шаг. Пусть эти мудаки думают, что ей всё равно. Она специально так оделась. Специально так дерзко накрасилась. И вызывающая красная помада, и тени, и эта волшебная черная тушь, от которой глаза казались больше, — всё было сделано намеренно.
Лиля переступила через страх и нарядилась так броско лишь с одной целью — чтобы сегодня вечером у Него не осталось шансов. Чтобы Он на неё посмотрел.
Минут через пятнадцать Лиля добралась до места. На берегу запруды недалеко от восточной дамбы уже собралась компания. Пара девчонок из её класса, ещё несколько из параллельного, кучка десятиклассников с соседней школы. Но в основном здесь были ребята постарше — студенты хаги, местного универа. Стоял галдеж, дымился мангал, кто-то играл на гитаре. Лилась водка по пластиковым стаканчиками.
Встав чуть в стороне, Лиля прищурилась и начала высматривать Его. Пришёл или нет?
Пришёл. Вон стоит, курит.
Высокий, светловолосый, с ясными голубыми глазами Он был похож на сказочного героя, князя из сказки, которую Лиле в детстве читала бабушка. Все девчонки на поляне были его. Стоило ему только посмотреть, улыбнуться, и внутри всё млело и растекалось.
Лиля сглотнула слюну и прикусила губу. Убрала наушники. Сделала шаг вперёд и громко крикнула:
— Привет, народ! Чё кого? Какие новости?

* * *
В трясущейся ладони Лиля держала сигарету, хоть совсем и не хотела курить. Девушка просто тянула время. Пыталась понять, всё ли делает правильно.
Лиля часто дышала и смотрела в сторону, пряча глаза. Он стоял вплотную, прижимал её к дереву и гладил под юбкой. Лиля дрожала всем телом — то ли от возбуждения, то ли от страха, то ли от всего сразу. Казалось, будто ей всё это снится. Не могло же быть так на самом деле, что из всех девчонок на поляне Он выбрал именно её — низкую, несуразную, некрасивую… нерусскую.
— Тише-тише, — шептал он на ухо. — Не бойся.
Его рука скользнула между ног Лили. Ладонью он сжал ей ягодицу, а предплечьем слегка надавил вверх — туда. Девушка раскрыла рот и тихо простонала. Её разум всё ещё сомневался, но тело уже не слушалось. Лиля сжала бёдра и начала медленно двигаться вперёд-назад, скользя по Его руке.
Дрожащим голосом девушка произнесла:
— Может, не надо? Давай не здесь? Вдруг кто увидит.
— Тише, — успокоил он и поцеловал в шею. — Я тебя люблю.
Это было уже слишком. Земля ушла из-под ног, и Лиля почувствовала, как душа отрывается от тела. В груди разлилось невыразимое, светлое, обжигающее счастье. Лиля выбросила недокуренную сигарету, закрыла глаза и перестала сопротивляться. Поцеловала Его в губы и ощутила, как остановилось время. Вот оно. Вот! Вот, ради чего всё было!
Лиля готова была расплакаться. Она говорила в мыслях спасибо вселенной и всем богам за то, что они наградили её за страдания и упорство. Теперь всё изменится. Теперь она всегда будет счастлива. Теперь у неё есть любовь.
— Встань на колени. Возьми в рот.
Что-то внутри задрожало, тихий тревожный звоночек, но в следующую секунду Он так нежно погладил Лилю по затылку, что она тут же обо всём забыла и покорно сделала всё, что Он попросил.
Раньше она никогда этого не делала. Но, разумеется, Лиля смотрела порно и поэтому имела примерное представление, как нужно себя вести. Она знала, что в процессе нужно смотреть Ему в глаза. Парням это нравится. Лиля очень хотела, чтобы Ему понравилось.
Всё было суетливо, грязно и довольно болезненно. Он слишком сильно тянул её за волосы. Колени упирались в мелкие камешки на земле. Колготки тут же порвались. Лиля не могла расслабиться и забыться, ей было страшно, что кто-нибудь из компании хватится их, пойдёт искать в глубину парка и увидит всю эту сцену.
Но опасность возбуждала. И с удивлением, Лиля вдруг поняла, что ей нравится эта грязь. Нравится быть развратной для Него. Только для Него.
— Да. Хорошо. Теперь встань.
Лиля встала. Вытерла рот ладонью. Он нагло улыбнулся и развернул девушку к себе спиной. Надавил ладонью между лопаток, чтобы Лиля прогнула спину. Она взялась руками за дерево. Он задрал ей юбку. Стянул с Лили колготки вместе с бельём, и начал пристраиваться.
— Подожди… Нужен презерватив.
— Успокойся. Всё будет нормально. Я чистый.
— Нет, подожди.
Девушка дернулась, но Он потянул её за волосы, прижал сильнее и грубо вошёл. Лиля вскрикнула. Это было больно.
Кроме боли она, в общем-то, ничего и не успела почувствовать. Всё закончилось очень быстро. Лиля даже не поняла, в чём собственно заключалось удовольствие. Она так долго ждала этого момента, столько раз фантазировала, как всё будет, слушала рассказы подруг, о том, как это круто, а в реальности оказалось, что весь секс — это лишь непонятная возня. Не прошло и минуты, как суетливые толчки сзади закончились, Он простонал и громко выдохнул. В следующее мгновение Лиля с ужасом поняла, что он кончил в неё.
— Блядь! Зачем?!
Она разозлилась, начала суетиться, пытаться всё вытереть, но тут же испугалась, что выглядит слишком глупо и постаралась успокоиться. Стоя посреди ночного парка, где-то в перелеске, пьяная, полураздетая Лиля вдруг ощутила себя очень грязной. В поисках утешения она посмотрела на Него. И снова почувствовала, как задребезжал в груди звоночек.
Он устало разминал шею. Прикуривал сигарету. На Лилю совсем не смотрел.
— Тебе понравилось? — спросила девушка.
— Ага.
Он достал телефон и начал писать кому-то сообщение.
— Проводишь до дома? — спросила Лиля.
— Чуть позже. Я ещё побухаю немного с пацанами.
— А я?
Он усмехнулся. Пожал плечами. И лениво ответил:
— Делай, че хочешь. Мне-то что?

* * *
Следующая неделя прошла, как в кошмарном сне. Реальность Лили раскололась пополам, и девушка окончательно перестала понимать, что вообще происходит. Они же встречаются? Так ведь? В тот вечер, прежде чем уйти домой, она подошла к Нему на глазах у всех и спросила, когда они снова увидятся. Он улыбнулся ей и сказал, что скоро, и никто из стоявших рядом и не подумал над ней смеяться. Они все вежливо отвернулись, стараясь не смущать Его и Лилю.
Но почему-то ни на следующий день, ни днём после, Он так и не зашёл в гости. И даже не написал в «Мэйл-Агенте». Хотя был онлайн.
Лиля чувствовала: происходит что-то неладное, но до последнего убеждала себя, что всё будет хорошо. Он ведь сказал, что любит. Наверное, просто занят. У него сейчас сессия. Экзамены. Скоро напишет. Пошутит смешно, как умеет. Позовёт на свидание. И они пойдут гулять по Броду, держась за руки, и весь город будет смотреть и знать, что Он выбрал именно её.
Сорока верила в это. Чувствовала, что вселенная просто её проверяет.
Но прошла неделя, а он так и не объявился. И тогда девушка написала сама. Он прочитал. Не ответил.
Ещё через три дня Лиля поняла, что у неё задержка.

* * *
— Постой! — крикнула она. — Стой! Не уходи.
Он обернулся. Глянул в её сторону с недовольным видом. Лиля подбежала, при этом дважды запнувшись и чуть не упав на тротуар.
— Нужно поговорить, — сказала она, запыхавшись.
Он кивнул парням. Те отошли. Встали в метрах пятидесяти у магазина, закурили и начали о чем-то тихо болтать, иногда смеясь и поглядывая в сторону Лили.
Девушка собралась с духом и сказала всё как есть:
— Я беременна. От тебя.
Она была готова увидеть на Его лице испуг и растерянность. Всё-таки это была не шутка. Лиля понимала, что двадцатилетнему парню не очень хочется услышать подобные вести. Она была готова принять любой ответ. Скажет сделать аборт — сделает. Скажет сохранить ребенка — сохранит.
Но к тому, что произошло дальше, Лиля оказалась не готова.
На Его лице не отразилось никаких эмоций. Прикурив, Он глянул на неё, прищурившись. Затем спросил:
— Ты вообще кто?
И снова земля ушла из-под ног. Только теперь это была пропасть, в которую Лиля вдруг начала падать. В животе всё похолодело, ноги стали ватными.
— Ты же сказал… там, в парке. Мы с тобой…
Она протянула ладонь. Хотела коснуться его, опереться, чтобы не упасть от головокружения. Но он грубо отмахнулся, сделал шаг назад и огрызнулся:
— Э, слышь. Руки убери, чурка. Я даже имени твоего не помню.

* * *
На кухне было душно. Мухи ползали по грязной липкой клеёнке.
Стараясь ни о чем не думать, Лиля сидела за столом, опустив голову, и следила за насекомыми. Мухи потирали лапки, мерзко жужжали и лезли в блюдце с засохшим вареньем.
— Пей, — сказала шаманка.
Она поставила перед Лилей граненый стакан, наполненный чёрной, как соляра, жижей. Девушка осторожно прикоснулась к нему. Пододвинула. Принюхалась.
Отвар вонял полынью и какой-то тухлятиной, похожей то ли на запах гнилого мяса, то ли на испортившееся яйцо. При мысли о том, что эту гадость нужно выпить, Лилю едва не вырвало.
— Это вообще безопасно? — спросила она у старухи.
— Нет.
Шаманка была низкая, горбатая и почти лысая. Она постоянно жевала губы, кряхтела и воняла прокисшим молоком. Совсем не так Лиля представляла себе проводницу в мир духов. Не было ни бубна, ни цветных лент, ни других атрибутов магии. Обычная старуха-хакаска в обычной квартире разваливающейся пятиэтажки.
— Пей! — повторила шаманка.
— Я сама от этой жижи не сдохну?
— А тебе какая разница? Всё равно жить не хочешь.
Лиля хмыкнула и покачала головой. Проницательность старухи её нисколько не впечатлила. Не обязательно быть колдуньей, чтобы увидеть мысли о суициде в глазах беременной девчонки-подростка, которая пришла за нелегальным абортом. Особенно, если у этой девчонки на запястьях свежие шрамы.
Лиля долго думала, как ей поступить с ребенком. Даже после того разговора у магазина, она ещё какое-то время заходила в «Мэйл-Агент» и часами смотрела на Его аватарку. Она не могла поверить, что этот ясный, светловолосый парень, похожий на князя из сказки, и мерзкий ублюдок, назвавший её чуркой, — один и тот же человек. Реальность Лили продолжала расходиться по швам. Девушка медлила. А когда решила избавиться от плода, поняла, что не пойдёт в больницу. Абакан — город маленький. До бабушки и родственников обязательно долетит. И ей не простят.
— Ты и сама себе не простишь, — сказала шаманка, и на этот раз она действительно прочитала Лилины мысли. — Пей или уходи.
Девушка выдохнула. Подняла стакан, зажмурилась и сделала глоток.
Её тут же чуть не стошнило. Это было самое мерзкое, что она когда-либо пробовала. Вязкое, горькое, похожее на тухлую сыворотку пойло, ещё и на дешевой водке. Рефлекторно Лиля попыталась убрать от себя стакан, но старуха не позволила ей этого сделать. Шаманка схватила девушку своими сухими ладонями. Одной рукой за волосы, надавив на затылок, а второй — резко прижала стакан ко рту Лили. Да так, что стекло больно ударило по зубам.
— Пей! — приказала старуха и начала насильно заливать в неё зелье.
Чёрная жижа лилась по подбородку. Пачкала руки. Капала на юбку. На секунду Лиле показалось, что она снова стоит на коленях в том парке. А когда всё закончилось, девушка поняла, что все звуки вдруг стали тихими. В ушах зазвенело. Закружилось в голове.
— Хурай, хурай! Iкi олiм полбас, пiрден ос полбассын, — пробормотала шаманка. — Теперь жди. В какое время душа приходит, в такое она и возвращается. Жди, пока солнце сядет.
Лиля поставила стакан на стол. Старуха дала ей грязное кухонное полотенце. Лиля вытерла им руки и рот, попыталась встать, но тут же поняла, что не может самостоятельно передвигаться. Ноги будто одеревенели.
— Иди за мной. Оперись.
Старуха закинула руку девушки себе на горб, помогла подняться и потащила Лилю за собой в тёмную комнату, в которой было ещё больше мух. В глазах девушки то темнело, то наоборот становилось слишком ярко. Летали красные огоньки. Сквозь мутную пелену Лиля видела стены с выцветшими обоями, вздувшийся линолеум, старый антресоль, в котором стояли книги и мутные склянки с жидкостями. Когда они добрались до пыльного дивана, стоявшего у окна, Лиля уже совсем потеряла контроль над телом.
— Ляг, — сказала старуха и бросила девушку на диван, как мешок с требухой. — Всё уже сделано. Теперь только жди. Скоро явится твоя новость.
Упав на спину, Лиля безвольно уставилась в тусклое, немытое окно. За стеклом в оцинкованном карнизе отражались закатные солнечные лучи. Девушке казалось, будто металл горит. Она даже чувствовала этот жар. Что-то внутри неё плавилось, растекалось болью, тянуло внизу живота.
Шаманка принесла с кухни нож. Лиля испугалась, решив, что старуха собралась её резать, но не смогла пошевелить и пальцем.
— Не дрожи, — сказала старуха. — Одежу убрать надо.
Старуха разрезала Лилину юбку. Стянула с девушки белье, бросила на пол. Потом, кряхтя, засунула под Лилю резиновую пеленку.
— Розовенькую положу, — захихикала старуха. — Девочка была. Сейчас выйдет.
Девушка захотела разрыдаться, но в глазах у неё пересохло, как и в горле, и между ног. Всё горело, щипало, и казалось, будто Лилю заживо варят в котле. Она хотела сказать, что ей очень больно и хочется пить, но смогла лишь безвольно раскрыть рот.
— Чего? — наклонилась старуха. — Чего говоришь?
Лиля не ответила.
Шаманка нахмурилась, задумавшись о своем. Затем глянула в окно.
— Саасхан! — воскликнула старуха. — Саасхан!
За оконной рамой на карнизе сидела сорока.
В клюве птица держала ещё живого, едва оперившегося птенца. Розовый, окровавленный, крошечный — он дергался и пищал. Сорока бросила его на металлический козырек. Начала клевать.
— Саасхан! — кричала шаманка и указывала пальцем с желтым ногтем то на Лилю, то на птицу за окном. — Это знак! Ты будешь ведать! Ты будешь слышать! Ты — Саасхан! Зрящая Смерть!
Старуха рассмеялась, глядя куда-то в потолок. А затем ушла в угол комнаты — так, что Лиля больше не могла её видеть. И начала петь.
Это было горловое пение. Шаманка громко мычала, исполняя алыптыг нымах — героический эпос о трех поколениях богатырей, о завоевателях, войне и возмездии. Лиля знала: обычно алыптыг нымах поют в последнюю ночь умирающему, провожая человека в другой мир. У русских это делают попы, читая Библию за упокой. В Хакасии — сказители. Женщинам было запрещено петь алыптыг нымах, но старая ведьма плевала на все традиции. Она и платка-то не носила, как многие старухи. Ходила с непокрытой лысеющей головой.
Под протяжное низкое пение, Лиля начала засыпать. Она смотрела, как за окном наглая чёрно-белая птица заживо выклевывает потроха украденному птенцу, как растекается по металлу кровь, как садится за горизонт красное солнце.
Краски становились всё тусклее. Звуки тише. Боль слабее. Лиля поняла, что сейчас умрёт. Она спокойно закрыла глаза.
И стала шаманкой.
* * *
Поцелуй закончился, а с ним и видение. Черноволосая взглянула на Юру, повела бровью и сказала:
— Надо же. И правда хам. Всё подсмотрел.
Оно стояли вдвоём посреди бескрайней степи. Тёплый ветер шевелил ковыль, серебрящийся в лунном свете. Казалось, будто вся земля ходит волнами, подобно морю. Краем глаза Юра увидел, как над горизонтом упала звезда.
— Ну как? Узнал поближе? — спросила девушка. — Всё ещё хочешь меня?
— Да… но… как ты это сделала? Почему всё было такое настоящее? Будто я сам прожил.
Девушка улыбнулась и погладила Юру по голове.
— Ты на него похож. Очень похож. Только глаза другие. Знаешь, я наверное, соглашусь. Только придётся тебе обо всём забыть.
Она взяла его за шею и вновь поцеловала. На этот раз ласково, осторожно, даже, пожалуй, скромно. Юра по привычке прикрыл ресницы. Сквозь темноту вдруг услышал музыку, людские голоса, звон стаканов.
Когда снова открыл глаза, то обнаружил себя за барной стойкой. Азиатка, наклонившись вперёд, держала его за шею и целовала. Кто-то в зале одобрительно кричал, свистел и хлопал в ладоши.
— К тебе или ко мне? — спросила Лиля, когда поцелуй закончился.
Юра моргнул пару раз. У него было странное чувство, будто он на мгновение выпал из реальности. Словно задремал на миг, увидел яркий сон, но тут же забыл. Кажется, ему мерещилась степь, звёздное небо и… птица? Да, определенно была какая-то птица. И кровь.
— Давай лучше ко мне, — сказал парень. Отчего-то ему было не по себе и хотелось вернуться в безопасное знакомое место.
— Не боишься тащить домой первую встречную? — спросила азиатка. — Вдруг я маньячка? Крыша поедет, перережу тебе ночью горло. Не страшно?
— Уверен, я с тобой справлюсь.
Азиатка усмехнулась. Глянула на часы в телефоне.
— Тогда жди ещё минут сорок. Мне нужно закрыть смену. Тебе повезло, что сегодня четверг. Бар закрывается раньше.
Юра кивнул. Азиатка указала на коктейль.
— Не забудь рассчитаться, — сказала она. — И сделай ещё глоток. Хочу показать тебе другую сторону.

* * *
Утром Лиля открыла электронную почту и увидела письмо из СФУ. Её приняли на бюджет журфака. По первой волне. Лиля ожидаемо оказалась на самом верху списка. Она, в общем-то, и не удивилась даже, экзамены девушка сдала легко.
Ну вот и всё, подумала Лиля. Ещё пару недель, и прощай, Абакан. Девушка знала, что не будет скучать по родному городу. Но и ненавидеть его тоже не станет. Здесь, на жарких пыльных улочках, она прошла через многое. Потеряла в детстве родителей. По-настоящему влюбилась. Разочаровалась. Стала шаманкой. Получила силу.
И навсегда утратила возможность иметь детей.
К черту сожаления. Что случилось, то случилось. Теперь Лиля была новым человеком, и её ждал Край. Только жалко немного бабушку, теперь у неё здесь вообще никого не останется. Ну ничего. Лиля обязательно ей будет звонить. И приезжать в гости. Наверное...
— Я на работу, ба! Буду поздно, не жди.
Заплеванная лестница, пиликанье домофона, клумбы с цветами во дворе. Лиля достала телефон, распутала наушники и включила последний альбом Sum 41.
— You make me so crazy, but I'm okay just, — тихо и быстро бормотала девушка. — Pain me, take it very slow…
По сторонам она не смотрела.
Работа у Лили была забавная. Ещё прошлым летом девушка устроилась в местную разливайку на вечерние смены и быстро там заматерела. Все абаканские алкаши теперь были готовы сражаться за Лилю, как рыцари на турнирах, а она прекрасно знала, что и в какой момент им нужно говорить. Знала, кому можно наливать в долг, а кого следует гнать взашей ещё с порога.
В разливайке торговали местным «Аяновским» пивом, хорошим, свежим, но большая часть народа шла к Лиле всё-таки не за ним.
— Сорока, ну будь ты человеком. Дай свою, ну, пожалуйста. Ну хоть полтосик плесни. Облагородь старого офицера.
— Я сказала: нет. Рассчитаешься, тогда и налью.
Лиля не помнила, как зовут этого пожилого афганца с седой головой. Но точно помнила, сколько он должен. На зелье он подсел ещё зимой, и с тех пор регулярно заходил в разливайку. В последние три раза не заплатил.
— Сука ты ускоглазая. Ведьма. Всё с вами ясно, нехристи.
Афганец плюнул на пол. Лиля, протиравшая полотенцем стакан, пристально посмотрела мужику в глаза. Обычно этого было достаточно, но в этот раз седой слишком уж разошёлся.
— Я тебя ментам сдам, сука. Пусть знают, что ты здесь из-под полы торгуешь. Ещё и мешаешь, наверняка, всякую дрянь в своё пойло. И вообще я про тебя слышал. Ты выкидыш себе сделала. Шлюха.
Лиля замерла. Посмотрела на афганца внимательно. Затем перекинула полотенчико через плечо, поставила стакан на прилавок и спокойно сказала:
— Что, прям так сильно хочешь?
Мужик тут же перестал буянить и стал шелковым.
— Вообще. Трубы горят.
— Ну давай налью. Только на неделе занеси, хорошо?
— Клянусь! Христом Богом тебе клянусь. Святая ты женщина, Лиличка!
Девушка усмехнулась. Достала из-под прилавка бутылку без этикетки. Скрутила пробку. Афганец жадно облизнулся, когда она начала наполнять стакан.
— Ещё чуть-чуть, — попросил он.
— Да, конечно, родной мой. Для тебя не жалко.
Лиля наполнила стакан до краев.
— Пей.
Мужик жадно схватил гранёный и начал пить. Лиля смотрела на то, как вздрагивает его небритый кадык. Как уходит из тела напряжение. Когда афганец допил, девушка поманила его пальцем.
— Иди сюда, новость расскажу. Только никому.
Седой наклонился. И Лиля его поцеловала.

* * *
Ближе к полуночи около разливайки остановилась серебристая «четырка». Увидев её через окно, Лиля в первое мгновение решила, что приехали менты. Но потом присмотрелась. Увидела, что машина не местная. Двадцать четвертый регион, красноярские номера. Любопытно…
Через затонированные стёкла Лиля не могла различить точно, кто сидит в машине. На переднем пассажирском, вроде, какая-то девчонка-блондинка с удлинённой карешкой. А вот кто за рулём?
Водительская дверь открылась, и на улицу вышел высокий светловолосый парень в спортивном костюме. На секунду Лиля забыла, как дышать. Это был Он.
Ещё через пару мгновений открылась дверь в разливайку. Зазвенели подвешенные колокольчики.
— Добрый вечер, — сказал парень. — Как ваше ничего?
Лиля выдохнула. Ей померещилось. Это был совершенно незнакомый тип. Вблизи он оказался совсем не похож. Походка более уверенная, плечи шире, волосы длиннее — собраны в хвост. Да и глаза зелёные, а не голубые. Хотя, когда парень поворачивался чуть боком, то действительно отдаленно напоминал Его.
Лиля постаралась выровнять дыхание. Улыбнулась:
— Здравствуйте. Вы из Края? Номера увидела.
— Да, — усмехнулся блондин. — Мы из Края.
Стоя у входа, он пару секунд внимательно смотрел на Лилю, нагло ухмыляясь. Затем глянул по сторонам, убедился, что никого нет, и замкнул дверь изнутри на защёлку.
— Эй! Что за херня? — напряглась девушка.
Через окно она увидела, как из «четырки» вышла блондинка и ещё один парень. Короткостриженый, страшный и очень здоровый. Эти двое встали на улице у входа, как охранники, — видимо, для того, чтобы никого не пускать внутрь.
Лиля взяла лежавший под прилавком кухонный нож. Думала, что сделала это незаметно, но блондин тут же сказал:
— Положи на место. Я не собираюсь причинять тебе вред. Нужно поговорить.
Он сделал пару шагов в сторону девушки. Лиля, больше не таясь, выставила нож перед собой и пригрозила:
— Даже не думай. Отойди. Иначе я тебе горло вскрою. Мен ант.
Блондин удивлённо повёл бровью.
— Это казахский что ли? И давно ты на нём говоришь? — парень сделал ещё шаг, а затем спросил: — Зачем ты его убила?
Лиля вздрогнула, но тут же взяла себя в руки.
— Не понимаю, о чём ты.
— Да ладно? — усмехнулся блондин. — Правда не понимаешь? А голоса говорят другое.
— Какие ещё голоса?
— Которые тебе помогают. Говорят, ты варишь особые зелья. Тебя научила старая шаманка, ведь так? Что ты молчишь, Лиличка? Или лучше называть тебя Саасхан?
В зелёных глазах парня блеснул огонёк. Будто искра пролетела. Нож выпал из руки Лили, и она в страхе отшагнула назад.
— Ты Эрлик-хан? — прохрипела она. — Ты… ты пришёл за моей душой?
Блондин нахмурился. Он посмотрел на девушку с непониманием. А затем громко рассмеялся.
— Сука, это забавно, — сказал парень, когда наконец успокоился. — Будет, что рассказать в баре. Нет, милая моя. Я не властитель Нижнего мира. Меня зовут Паша, и я такой же человек, как и ты. С некоторыми умениями. Я пришёл предложить тебе дружбу. Хочу, чтоб ты присоединилась к нам, потому что одна ты совсем потеряла контроль. Даже переступила край. Сейчас, подожди...
Он полез в карман и достал оттуда что-то в кулаке. Протянул вперёд руку. Раскрыл ладонь. Лиля успела увидеть фиолетовые крошки с белыми вкраплениями, а затем блондин резко дунул на ладонь и сказал:
— Я покажу, чего ты добилась. Смотри.

* * *
Они сидели в машине недалеко от здания Драмтеатра. Паша с Алтайцем играли в шахматы на телефонах через «Блютуз» и ждали, когда вернётся Люба.
— Да ты заебал, — возмущался Алтаец каждый раз, когда Паша ставил ему мат. — Хоть разок поддайся для приличия. Неинтересно же.
— Ну так мозги-то поднапряги. Мне за тебя уже перед сестрой стыдно. Встречается бедная с каким-то тормозом, который не может на три хода посчитать. Вон, кстати, идёт.
Люба Дубенская открыла дверь и села в машину с недовольным видом.
— Ни хрена, — сказала она, сходу прикурив сигарету. — Никто не колется. Хер знает, где искать эту ведьму-бутлегершу.
Алтаец выругался. Паша разочарованно цыкнул. Постучал пальцами по рулю.
— Ладно…Возвращаемся в гостиницу и ждём ночи. А там уже будет видно. Поехали.
Он завёл движок, переключил передачу и начал медленно выруливать с парковки.
— Нахер мы вообще поперлись в этот Абакан? — спросила Люба. — Был же тот абитуриентик с юрфака. Нормальный кандидат. Занялись бы им.
— Его слишком рано вербовать. Слабенький.
— Но зачем именно в Абакан? Что, в городе уже никого не осталось?
Алтаец сзади подал голос:
— Зачем-зачем. Вот за этим! — сказал он и толкнул лежавшие на сидении ящики с «Аяновским» пивом. — Свеженькое, светленькое! Красота. Дуб, поехали в разливайку какую-нибудь заскочим, рыбу и фисташек купим. Здесь, вроде, по карте недалеко.
Паша кивнул. Не обращая внимания на недовольное бурчание сестры, он направился в ту сторону, куда указал Алтаец.
— Е-е-ебать! — вдруг крикнула Люба. — Это что такое?!
— Че там? Че там? — Алтаец аж подпрыгнул на месте и высунулся вперед между сидений. — Охуеть!
Паша притормозил у тротуара. Он, как и все, был под впечатлением от того, что происходило на перекрёстке.
Какой-то пожилой алкаш стоял посреди дороги, раздевшись догола, и кромсал себя ножом. Вокруг собралась толпа зевак. Кто-то кричал, кто-то вызывал скорую, кто-то снимал на мобильник.
Алкаш, словно загипнотизированный, не обращал ни на кого внимания. Он спокойно втыкал в себя нож. Сначала в левую руку. Затем в ноги. Затем в живот.
Когда седой, наконец, упал на асфальт, под ним уже растеклась кровавая лужа. Ещё пару секунд бедолага трясся в предсмертной агонии, а затем затих и ушёл в другой мир.
— Солевой что ли? — спросила Люба.
Паша достал из кармана звёздную пыль.
— Нет. Наркота тут ни при чем. Это сделала наша птичка. Сто процентов, я гарантирую вам, ребята. Это её рук дело. Той, кого мы ищем.
* * *
Азиатка подошла к окну и взглянула на улицу. Затем прикрыла штору, посмотрела на Юру и тихо сказала:
— Выключи свет.
— Может, оставим? Или ты стесняешься?
— Выключи свет, — повторила девушка.
Юра не стал спорить. Он щелкнул выключателем и на секунду потерял девушку из вида. А затем азиатка зажгла две свечи и поставила их на подоконник. Запахло кедровой хвоёй.
— Ого. Романтика, — усмехнулся Юра. — Ты их с собой привезла?
Девушка подошла к нему вплотную. Погладила по голове.
— Ты ещё такой слабенький, оолах. Вроде, и видишь всё, ну тут же забываешь.
Юре не понравилось, что его назвали «слабеньким». Он, конечно, не спортсмен и не мог похвастаться рельефными мышцам, но и совсем хилым не был. Почему она вообще с ним так разговаривает? Кто ей дал такое право? Они познакомились-то всего пару часов назад, Юра знать о ней ничего не знал, а она уже тут строит из себя невесть что.
«Спокойно, — подумал парень. — Чего ты разошёлся? Всё ведь классно. Сейчас вы потрахаетесь, а наутро она уедет, и чёрт с ней, пусть думает, что хочет».
В раскосых глазах азиатки на секунду пронеслась искра — видимо, отразился свет от зажженных свечей. Юре показалось, будто он уже это видел. Наверное, там в баре.
Они начали целоваться и гладить друг друга. Юра прошептал:
— Я тебя хочу. Ты приятно пахнешь.
Он расстегнул рубашку на девушке. Провёл пальцами по животу, залез под юбку. Азиатка толкнула его в сторону кровати.
— Ляг.
Юра послушно лег. Он стянул с себя джинсы вместе с трусами, носки, затем снял футболку. Девушка смотрела на него, не отрывая глаз, а затем разделась сама. Двигаясь немного резко, быстро, девушка села на парня верхом. Откинулась чуть назад. Начала двигать бёдрами.
Юра закрыл глаза от наслаждения. Он был рад, что азиатка взяла инициативу в свои руки. Голова у Юры кружилась, в животе мутило от количество выпитого, поэтому был риск, что парень выдохнется раньше времени, а тут такая удача…
Что-то укололо над ключицей.
В первую секунду Юра подумал, что девушка корябнула его ногтем, но затем он услышал голос:
— Вот ты и попался, оолах.

* * *
Серебристая «четырка» стояла рядом с десятиэтажкой по адресу Вильского шестнадцать. В машине сидели трое.
— Господи, какой стремный дом, — сказала Люба. — Кто вообще так строит? Через пизду шаляй-валяй.
— Его, вроде, под больницу делали, — ответил Алтаец, сидевший на заднем сидении. — А потом передумали и отдали в жилфонд.
Паша шикнул.
— Тихо! Смотрите. Вон, свет зажёгся. Есть контакт.
В окне дома вскоре появился силуэт Сороки. Девушка едва заметно кивнула. Затем свет погас, а ещё через секунду зажглись свечи.
— Два огня, — заметила Люба. — Значит, ещё непонятно.
Паша цыкнул и покачал головой.
— Видимо, придётся ей и вправду с ним переспать. Другого шанса может не подвернуться. Надо выяснить, наш это клиент или нет.
— Не переживай. Сорока не против, — успокоила Люба. — Я говорила с ней вечером. Этот студентик-юрист ей приглянулся. Он, вроде, симпатичный. Правда, странный какой-то. Что вы вообще о нём знаете?
Паша забарабанил пальцами по рулю. Затем размял шею. Немного помолчав, ответил:
— Он сновидец. С самого детства. Отец у него, вроде, был ментом. Погиб на задержании. На фоне травмы у пацана обострилась шаманка. Только болезнь протекает очень странно. Плавно и почти бессимптомно. Как будто кто-то ведёт его через сны и оберегает.
— Думаешь, это он херачит голоса?
— Не знаю. Возможно, он. Возможно, его покровитель. Я как-то пытался вклиниться ему в голову — не прокатило. Блокирует. Сам даже не понимает как.
— Он тебя не запомнил? — спросил Алтаец.
— Вряд ли.
В машине повисло молчание. Все трое неотрывно следили за окном, в котором горели две свечи.
— Как его зовут-то полностью? — спросила Люба. — Фамилию знаете?
Паша кивнул. И ответил:
— Полянский Юрий Олегович.

* * *
Он больно потянул её за волосы, посмотрел в глаза, и громко уверенно сказал:
— Тебя зовут Саасхан. Ты приносишь дурные вести.
В следующую секунду паренёк схватил Сороку за руку, в которой был нож. Извернулся, быстро дернулся вбок и заломал девушке руку за спину.
— Зачем я тебе нужен? Отвечай! Зачем ты пришла?
— Ай, блядь! Больно, сука! — на чистом русском выругалась Лиля. — Отпусти!
— Сначала ответь.
Сорока не поняла, как у него это получилось. Ещё секунду назад она полностью контролировала ситуацию, а теперь стояла, раскорячившись голой задницей кверху, и упиралась щекой в матрас.
— Да больно, твою же мать! Не собиралась я тебя резать! Мне нужно было только проверить, помнишь ли ты моё имя!
— Зачем?
— Чтобы узнать, насколько ты сильный шаман, — ответила девушка. — Я подмешала тебе звездное зелье в баре. А потом рассказала легенду. Там, внутри трипа, в степи. Если б ты забыл, значит, всё с тобой ясно. Ты слабый. Но нет же, сука, вспомнил!
Она попыталась встать, но этот хилый с виду паренёк не позволил. Одной рукой он крепко держал её запястье, а второй рукой давил на голову, прижимая к кровати.
— Что ещё за звёздное зелье?
— Долго рассказывать. Это наша тема. Мы так ходим между историями, между мирами. Сходу не объяснишь.
— Зачем я вам нужен? Ты так и не ответила.
Сорока подумала, говорить или нет. В итоге плюнула на все предосторожности. Всё равно уже попалась. Если это и вправду он, ей так и так конец.
— Кто-то в городе повадился убивать голоса. А мы их защищаем.
— Какие голоса?
— Духов. Сущностей. Тоже сразу не объяснишь. Мы думали, это ты.
— Почему?
— Потому что тебя видели во снах. С какой-то черноволосой женщиной. На меня похожа.
Сорока почувствовала, как ослабла хватка. Она решила этим воспользоваться и уже приготовилась вырваться, но в следующую секунду паренёк и сам её отпустил. Лиля удивленно повернула голову. Увидела, что парень даже нож не убрал. Затем услышала, как что-то упало.
Встав с кровати, девушка обернулась. И замерла от страха. Юра сидел голый на полу, опершись спиной о стену и безвольно свесив голову. Парень был без сознания.
А рядом сидела Она.
Опустившись на корточки, черноволосая женщина в темно-фиолетовых одеждах нежно гладила парня по голове. Что-то шептала на ухо. Целовала его в макушку.
Лиля почувствовала, как вспотели ладони и заколотилось в груди сердце. Никогда прежде Смерть не подбиралась так близко.
«Хурай! Хурай! — взмолилась Сорока в мыслях. — Луна — лодка, плывущая в темень. Луна — девочка, ушедшая за водой, не вернувшаяся назад. Луна — призрак, затмевающий звёзды. Не гневись на глупую дочь».
Черноволосая резко повернулась. Посмотрела на обнаженную Сороку. Затем на кровать.
— Я это запомню.
У неё был низкий, грудной голос, от которого всё холодело внутри.
— Прости, — сказала Лиля. — Пожалуйста! Умоляю, прости. Я не знала, что он твой.
— Закрой рот. Саасханма.
Черноволосая ведьма медленно встала. Сорока замерла. Она знала, что стоит хозяйке снов протянуть руку, прикоснуться — и всё. На этом всё кончится. От Лили не останется даже памяти.
— Собирай свои вещи, — сказала ведьма. — И чтобы ни ты, ни твои дружки, которые сидят в машине у дома, больше никогда не появлялись рядом. Он не тот, кто вам нужен. Ищите писателя. А ему… — черноволосая кивнула на Юру, — ему суждено пройти другой путь. По лунной дороге на запад.
Лиля суетливо закивала. Затем опомнилась. Начала быстро одеваться.
— Я сама сотру ему память, — сказала ведьма. — Ещё слишком рано обо мне вспоминать. Пусть поживёт спокойно.
Лиля оделась за полминуты. Чулки натягивать не стала, взяла в руки.
— Можно? — спросила она, указав взглядом на коридор.
— Убирайся.
Сорока пулей вылетела из комнаты. По квартире пронесся холодный ветер, погасивший свечи. Дверь открылась сама собой. Сорока схватила туфли и, не обуваясь, выбежала в подъезд. Уже там она услышала низкий голос из темноты квартиры:
— Я тебя запомнила, Саасхан. На твоих руках кровь. Мы ещё встретимся.

* * *
Паша выругался, когда увидел, как в окне погасли свечи. Люба оторвалась от телефона.
— Что происходит?
— Тихо. Подожди…
Очень скоро послышалось пиликанье домофона. Из-за угла дома выбежала Сорока. Бледная. Полураздетая. Босая.
Алтаец открыл ей дверь, девушка запрыгнула в машину и застучала рукой по спинке водительского кресла.
— Едем, едем, едем! Быстрее! Валим отсюда!
Паша не стал задавать лишних вопросов. Завёл двигатель, врубил заднюю, резко и умело развернулся. Затем сменил передачу и выжал педаль газа. «Четырка» прошлифовала и сорвалась вперёд.
Лишь, когда проклятая десятиэтажка осталась далеко позади, Паша спросил:
— Что случилось? У тебя вид, будто смерть увидела.
Лиля закивала. Задрожала. А затем разрыдалась, не в силах больше сдерживаться.
Там, в подъезде, спускаясь по лестнице, она услышала ещё один голос. Голос маленькой девочки. Она плакала и звала Лилю из темноты.
Называла мамой.